Дурман - Страница 109

109

— Танечка, — прищурившись, вкрадчиво потянул ее за волосы. — Ты, елки-палки, что? Подстриглась? Я не ясно что-то объяснил в прошлый раз? — рявкнул он так, что эхо в тумане пошло. — Когда успела?!

Но Таня, по ходу, не испугалась, а хихикнула, прижавшись к его груди всем телом. Покачала головой, насколько позволял его захват.

— Вчера. Кончики обрезала, не утрируй, Виталь, — кажется, это выражение стало у нее одним из любимых, когда хотела его подколоть. — Пять сантиметров, я специально оговорила, не видно даже. Чаще бы приезжал — не заметил.

Он ухмыльнулся. Отпустило. Осадило. Не то, что она его слова всерьез не воспринимает, а то, что скучала. Чаще требует приезжать.

— Сама перерыва захотела, — напомнил он, и не думая отпускать волосы Тани. — Сама ушла из дому.

Таня тяжело вздохнула. И дрожь в ней зародилась. Он уловил. Ругнулся, поняв, что хоть куртку и натянула, а под ней — один медицинский костюм, который ни фига, не на утеплении, между прочим!

— А если я была не права? — тихо спросила Таня.

Но он сейчас думал о том, что ее колотит от холода. Рывком распахнул двери заднего сиденья и затащил Таню в машину.

— Ты что, не могла нормально одеться? — снова рявкнул. И вновь — с претензией.

— Не могла! — огрызнулась она в ответ. — К тебе торопилась.

Виталя выдохнул. Сам сел, ее усадил себе на колени, распахнул ее куртку, забрался под нее руками, пытаясь Танюшу согреть. Прижал к своему телу. Свой свитер содрал, ее кофту поднял, чтоб кожа к коже, и она его тепло себе взяла. А она задохнулась, задрожала больше. Нежно-нежно погладила его плечи, так, что Витале стало невыносимо, тут же кровь от мозгов вниз ухнула, к паху.

— Болела же только-только, — продолжил ругать, но уже мягче, целуя щеки, веки, лицо.

— Уже больше месяца прошло, Виталь. Даже два, почти, — тихо улыбнулась она в ответ. — Выздоровела давно.

Странный разговор. Скачки в тоне, в темах, в настроении. И все равно — не могут отодвинуться, будто прилипли друг к другу. Оба нуждаются в этом тепле и близости.

Захлопнул двери машины, чтобы согрелась быстрее. Хотел привстать, ссадив ее на сиденье, включить двигатель, чтобы натопить салон. Но Таня не дала себя с места сдвинуть.

— Виталь, так что, если я ошиблась, и уже не могу так, не хочу перерыва? — еще тише спросила.

Блин! А глаз не видно в темноте. И что сказать — он не знает. Не потому, что не хочет! Бл***! Да у него череп с мозгами в разные стороны разъехались от ее слов, от радости, что Таня готова вернуться, закрыть этот вопрос. Но открытой-то остается другая проблема. С безопасностью. И с тем пониманием, которое сегодня накрыло с головой.

Хочет вернуть. А подставить не может.

— Танечка, свет мой ясный! — прижал к себе до боли, до невозможности сделать вдох.

Теперь его затрясло. Только не от холода.

— Я очень тебя люблю, — она так же обхватила его руками. — Не могу решить ничего. Не могу с этим смириться… Но и без тебя — не жизнь это. С ума схожу, Виталь. И злюсь, бешусь из-за этого. Тебя мучаю, достаю придирками.

Прижалась губами к шее, поцеловала так жарко, что у него испарина на затылке выступила. В голове пусто. Зато в теле пульс по сосудам дробь отбивает. Пах горит от ее тепла, от тяжести тела Тани, такой желанной и такой ему необходимой. Соскучился дико! Она ему нужна больше всего!

Не выдержал, набросился на ее рот, начал целовать, как сумасшедший. А она ему навстречу, и смеется. И чувствует же, знает, что уже сорвало у него тормоза. И хочет ее, и нет ограничений сейчас, не подействует на Виталю ничего, дорвался до Танюши.

— Казак! Ты меня, таки, затащил на заднее сиденье, еще при первой встрече грозился, — хохочет, и целует в ответ.

Расхохотался сам, запрокинув голову, обхватил ее плечи, опрокинул на сиденье, вдоль, навалился сверху.

— Таки затянул! — согласился, засасывая кожу на ее шее, оставляя метки, грудь ее мучил губами, заставляя Таню стонать. — Сбылась мечта! — хохотнул.

Добрался ладонями, зудящими от необходимости в ней, в ее коже, в ее теле, забрался под форменные брюки, сжал бедра. Чтобы снова стонала от удовольствия, чтобы ей — хорошо, и улыбалась, и его от себя и на сантиметр не отпускала. Ведь уже вцепилась в плечи, царапает же, сто пудов. А ему не больно, ему до дрожи в солнечном сплетении — хорошо. И не надо ничего в жизни больше. Таня с ним, и сама этого хочет, не мучается по этому поводу.

Блин, хорошо так! Словно раньше! Свободно и просто между ними, когда нет ни претензий, ни секретов. Один кайф и удовольствие!

И она за ним тянется. Его брюки расстегивает. Тесно им, неудобно, к большему простору привыкли. А сейчас — без разницы. Просто хотят друг друга до ломоты в костях.

Рванули друг к другу. Он погрузился в нее. Штаны у обоих на ногах, спутывают, мешают. Таня смеется и стонет одним голосом. Обхватила его голову руками, давит на затылок, ладони на его щеках. Стянула свои брюки совсем, обхватила его еще и ногами, словно всего в себя втянуть хочет. А и так, ведь, ничего больше не хочет и не видит, полностью в ней потерялся. Чего хотела, того и добилась, по ходу, даже если сама этого еще и не поняла. И сейчас — ни притормозить, ни остановиться не может, голова в отказе. Только ощутить ее надо, до боли почти, до закушенной кожи и губ, до стонов таких, что сто пудов спалили бы их, не будь ночь вокруг. И двигается, как бешеный, не давая ей спуску. Волосы на свои кулаки накрутил, чтобы никуда из-под него, всем телом накрыть. Потому что его! До последней клеточки кожи, до кончика волос, тех самых, что обрезала!

109