— Не в том смысле, — Таня покачала головой, отчего ее волосы по его щекам, по губам проехались. Хорошо так! Гниль перебивает.
— А в каком? — снова рявкнул.
Гнев все равно не унялся. И обида, что шугается от него.
Таня вновь зыркнула исподлобья. Сумрачно и тяжело. Этими красными, заплаканными глазами.
— Я тебя не знаю, как оказалось. Ничего о тебе. А ты… Ты… Такой.
Замолчала, словно этот ее лепет хоть что-то объяснял.
А его аж заколотило. Тот мандраж, что весь день внутри все в узел крутил, долбанул в голову. Виталя сжал зубы, пытаясь взять себя в руки. Только ни хрена не выходило. Скажи это кто-то еще, и не заметил бы, «как с гуся вода», скатилось бы. Но от Тани…
Аккуратно, едва контролируя это все, ссадил ее на пол. Вскочил сам. Прошелся туда-сюда по коридору. Не выдержал, снова закурил, пытаясь взять эмоции под контроль.
Таня наблюдала за ним с пола. Настороженно, как-то скукожившись. Будто чувствовала это все, что ему голову сейчас разрывало. Ощущала нарастающую внутри злость.
Она, вообще, неплохо его чувствовала всегда.
— Какой «такой»? — процедил сквозь зубы, выдохнув дым.
Таня подтянула под себя ноги и как-то сжалась, обхватила колени. Совсем маленькой и измученной показалась, будто точно от него ждала западло…
Кровь в черепе барабанить начала.
— «Бандит», да? Это сказать хотела? — голос едва удерживал на границе среднего.
Обида глотку жгла. Орать хотелось.
От кого-кого, а от Тани хотелось доверия. Принятия. Чтоб нараспашку и без вопросов. Как тогда, когда встретились, когда он ее на ужин позвал. Чтоб вот так же и сейчас, просто приняла и была рядом…
Она отвернулась, спрятала глаза.
А его это просто добило, контрольным в голову. Все, что с ночи накопилось, вдруг рвануло так, что не сумел остановиться. Сжал кулаки.
— Когда я тебе врал, Таня, а? Когда, мать твою?! Я говорил, что картины малюю? Или что горшки леплю? В чем наврал? Да, не все говорил. Но я тебе о себе такое рассказал, что ни одна живая душа не знала! Димка, и то, многое только подозревал. А ты меня обвиняешь, что я — незнакомец? Да я перед тобой душу вывернул! Все к твоим ногам, всего себя с потрохами! Ты со мной жила, ты со мной спала и ела, и говоришь, что ни хр*на обо мне не знаешь?! Да что за бред?! Ты — слепая?
Заорал.
Заорал так, что голос, и так прокуренный, осип сразу. И она вздрогнула. А ему уже по барабану! Не только Таня тут имеет право претензии выставлять! Вдавил недокуренную сигарету в тарелку.
Но под конец его крика, ее будто подбросило. Вскочила, сверкнув глазами, забыв о своем реве и опустошенности. Сама сжала руки в кулаки и уставилась ему глаза в глаза:
— И это все, что ты считаешь, я должна о тебе знать? Так? — Таня тоже заорала. Оба сорвались. — И то, что ты… — она замолчала, возмущенно хватая воздух ртом. А потом воинственно выдвинула подбородок вперед. — Да, бандит! Да! А кто еще? Если ты убивал, воровал и отжимал бизнес, то кто ты, Виталя? Кто? Приличный бизнесмен, продающий автомобили?! На кого ты нападал? Чем оправдывал для себя свои поступки и такой выбор в жизни? Как до такого дошел?!
Зря. Вот, правда.
Лучше бы она молчала.
У него выдержка кончилась. А Виталий, в отличие от Бати, никогда особо сдержанным не был. Особенно там, где его цепляло по живому. А Таня — она ж не просто «цепляла». Она ему в мозги влезла, между ребер. И сейчас, своими словами, там по гнойным нарывам топталась, даже не понимая этого…
— А ты у нас святая, да?! И всегда все правильно делаешь, даже если родного брата надо на зону загнать и сгноить там?! — схватил ее за плечи, притиснул к себе, заставив смотреть в глаза.
Видел, что этими словами боль причинил, все равно, что ударил. Только уже и его понесло. И ему она душу выкрутила в «бараний рог» своими обвинениями.
— А что бы ты делала, родись в таком дерьме, Таня? Как выгребала бы? Думаешь, тоже святая и правильная была бы? С голоду подохла бы, но не украла? — встряхнул ее от избытка всего, что самого колотило, обжигая мозги обидой.
— Не знаю! — заорала она в ответ. — Но осталась бы человеком!
— А я кто? Пес бродячий?! Или кусок дерьма, по-твоему? — вообще взбесился.
Таня закусила губу, растерявшись, похоже.
— Нет! Не то сказать хотела, — отдернулась от него. Но Виталий не пустил, еще крепче сжал руки на ее плечах, наверное, уже чересчур. Елки-палки! Ей удалось его взбесить. — Я бы постаралась человеком остаться. — Закусила губу. — По правде жить…
— Хр*н тебе, Таня! — опять заорал. Рассмеялся зло и с сарказмом. — Воровала бы! И убила бы, если бы сил хватило, за кусок хлеба всего лишь, не свежего даже, плесневого. И под кого хочешь легла бы, кто еду пообещал бы. И на дурь подсела бы или спилась! Думаешь, я мало такого видел? Или, считаешь, есть те, кто с иммунитетом к такому рождаются, и к ним грязь не липнет?! — смерил ее саркастичным взглядом с ног до головы. — Ошибаешься, Таня! Когда тебя касается, кто хочешь и на воровство, и на убийство пойдет! И нет святых. Ни одного не знаю! Или, думаешь, родилась в хорошей семье, и сразу от всего такого застрахована? Ни хе*а! И можешь всех вокруг попрекать своей святостью, пока не охрипнешь! А ты попробуй в себе что-то человеческое сохранить, пройдя то, через что я к нормальной жизни лез! И не тебе мне говорить, что я был не прав в том, что делал! Я тебя хоть раз, хоть чем-то обидел? Да я тебе, что хочешь, готов дать, себе брюхо вспороть, если надо! А ты меня в чем обвиняешь? В том, о чем и не знаешь ни хр*на?!