Понятно, что мероприятие им всем предстоит серьезное, и раз группа Mercedes — спонсор недели моды, то надо блеснуть во всей красе. Но самому Виталию как-то по боку была вся это суматоха. А вот Антон, который перебрался в столицу, в головной офис представительства компании в стране, хочешь не хочешь, а должен был из штанов выпрыгивать. Впрочем, старый приятель от этого ловил кайф и то, что Казака напрягало даже по телефону, Антона только стимулировало. Каждому свое. Батя бы просто послал Антона на х*ен, сказав не дергать такой ерундой, и прислать потом список, чего от их представительства надо. Но Диме сейчас вообще не до того, да и все автогруппы давно на Казаке висели. И это Виталий любил. Машины.
Прикинув, что надо будет связаться с Димой, узнать, что да как? Может, подогнать чего или что-то сделать здесь, что друг сейчас не в состоянии, Виталий широко и невинно улыбнулся пробегающей мимо девушке-стюарду. Его точно планировали отругать.
Хмурый взгляд, направленный на сигарету (все еще не прикуренную), сразу сменился смущенным, и уже довольная девица пошла дальше, одарив его еще одним взглядом через плечо. Ожидаемо. Но Виталий не провел ее глазами. Вместо этого повернулся к стеклянной двери тамбура и посмотрел на Татьяну.
Тоха продолжал бубнить, чем-то восторгаясь. Может и самому послать приятеля? Но они сейчас с Димой в таком положении были, что друзьями не разбрасываются. Любыми друзьями, потому что никогда не знаешь, чья помощь пригодится в следующий момент, а когда ты в опале, надавить нельзя. Только на добрую волю да выгоду других приходится рассчитывать. Так что Казак уже потихоньку освоил дипломатию. Тоха себе бормочет и ничего от Витали не требует, кроме уха. Ему не тяжело, и человеку приятно. А Тоха он — далеко не для всех. В столице, так вообще, на выборы подается и с большой вероятностью пройдет в Парламент. А чем больше в нужной им группировке людей, тем больше вероятность, что Дима наконец выйдет. И всем “спасибо” скажет, кто его в расход пустил. Они к этому не один день или месяц готовились.
Пусть Антон делится планами, а он себе в удовольствие на Таню полюбуется. Любопытная она. Необычная.
Не то, чтоб Казак в женском внимании или обществе дефицит испытывал. И близко нет. И дело даже не офисе, полном девиц, на многое готовых ради повышения, премии или просто подарка от босса. Бабы любили его. Всегда, еще с молодости. Кто их разберет, за что? Говорили, глаза у него искренние и улыбка, как у мальчугана, открытая. Ага, Казак типа верил. То, что они с Батей начали первые бабки загребать, когда Казаку еще шестнадцати не было (он, конечно, был тогда у Димы просто на подхвате, но ближе всех, как брат), вообще не при чем. Вот совсем. И четыре автосалона к его улыбке никакого отношения не имеют. И совладение в ночном клубе — не при чем. “В-а-аще”. Это он сам по себе такой милый и привлекательный, и улыбка у него открытая. Ага.
Небось, стой он сейчас здесь в замызганных трениках, майке-алкоголичке и старых тапках на босу ногу, никакая улыбка его от дежурных ментов не спасла и штрафа, за намерение курить в поезде. И не оглядывалась бы девица-стюард, явно намекая, что можно и познакомиться. И та раскрашенная малявка, что напротив сидела, не стала бы сразу губы дуть и глазки строить, едва шмотки натренированным взглядом просканировала.
Но Казаку, по большому счету, все равно было, чего они несут, рассказывая про его обаяние. Было оно у него или нет, Виталя свое влияние на женщин любил и использовал. К обоюдному удовольствию. И не жадничал. Кто как умеет, тот так и живет. И удовольствие по-своему получает.
В общем, с женщинами у него проблем не было. Даже приелось как-то. Да и проблем сейчас хватало. Не искал себе бабу он в этот момент. А Таня заинтересовала. Вдруг, прямо. Пробило, как провод с лопнувшей обмоткой. Вообще неожиданно.
И не тем, что огрызалась в ответ и явно пыталась избавиться от его внимания. Она когда повернулась к нему, пока Казак на свое место устраивался, так сразу и обратила внимание на себя.
Чем? Вопрос хороший.
Кто, вообще, разбирает или думает над тем, чем бабы мужиков цепляют? Феромонами, небось. Передом и задом. Готовностью в глазах и транслируемой доступностью, или недоступностью. Оно по-разному, бывает, складывается. А иногда ничем и не цепляют. Просто тупо тр**нуть кого-то охота, без разницы, кого.
Но сейчас не искал он себе ничего из этого. А она взяла и повернулась к нему. Вся такая…
Казак даже задумался, подбирая слово.
Задумчиво-загадочная.
Она когда повернулась, ни на кого, вроде, толком и не смотрела. И улыбалась как-то, слегонца так. Словно не людям вокруг, даже, а самой себе. И глаза.
Не, доступностью там и не пахло. А вот огонь был. Горел прям, лучился забавностью. И схлопнулся тут же. Она его погасила, как крышкой прихлопнула. Только огонек этот то и дело пробивался, когда он ее в покое не оставил. Сопротивлялась Таня, а огонек этот в глазах вспыхивал. И гас, накрытый ее выдержкой или характером.
Прям, девочка-зажигалка. Не в плане отрыва. Хотя, кто знает, может и в этом Таня “зажигает” по-полной. Но Витале так не казалось. Скорее, она себе воли не дает. Контролирует. Вспыхнет пламя. Выключит. А оно вылазит, прорывается. И снова горит. А потом “оп” — и вновь под крышкой.
Любопытно ведь, правда. И интересно, чему же она так улыбалась, уже губы приоткрыв, будто что-то сказать собиралась, да так и промолчала.
И вообще, она вся такая была… Противоположная. Волосы в строгий хвост, ни один волосок не выбился. Все под контролем. И видно, что следит за ними, тратится на прическу. Казак в ухоженных женщинах разбирался.