Пресек попытку бегства. Уперся в стену руками с двух сторон от ее головы. Запах Витали, вперемешку с сигаретным дымом, окружил, одурманил, опутал. И она замерла, словно заворожил он своими глазами, жадно и пристально всматривающимися в ее глаза.
Весь взъерошенный какой-то, расхлябанный. Пальто нараспашку, и без пиджака. Ворот рубашки расстегнут, словно бы ему жарко, несмотря на промозглую уличную влажность. Холодно же! А он… И сама сорочка измята, рукава подкатил, видно из-под пальто.
Сердце сжалось. Попыталась вдохнуть, и не смогла. Поперхнулась его запахом, своим вдохом, нуждой в нем. Всхлипнула.
А он уже впритык. Обхватил ее за талию обеими руками. К себе притиснул крепко.
— Танечка…
Уткнулся в макушку и жадно, шумно втянул в себя воздух. Будто и он к ней принюхивался.
Не выдержала, сама не поняла как, забралась руками ему под пальто, обняла дрожащими ладонями. Уткнулась носом в расстегнутый ворот. На шее кожа холодная, а здесь, над ключицей, уже обжигающе-горячая. Ее затрясло. Так сильно, что не скрыть никак.
— Зачем ты пришел, Виталь? — не выдержала, застонала в полный голос.
— Я к своей женщине пришел, Таня. Имею право. Разве не так? — а голос такой же хриплый, как и у нее.
Намотал ее волосы себе на кулак. Натянул, заставив запрокинуть голову и ему в глаза смотреть. А ее это так задело. Не его слова даже. А все то, что в последние недели заставляло сердце болеть, жгло душу раскаленными сомнениями и дурными мыслями, на которые, вроде бы, не имела права. Но знала же его «аппетиты и потребности» досконально, вот и травила саму себя подозрениями.
— А что, девки в офисе кончились? Уже не падают под тебя штабелями? — само вырвалось, с сарказмом.
До того, как успела бы язык прикусить, выдав себя и чертову ревность с головой. Дернулась, попыталась высвободиться. Отвернуться.
Он не дал. Опять заставил посмотреть прямо на него. В хмурые, злые глаза. На напряженные желваки, прорезавшие щеки. И накал совсем другой повис в воздухе, словно разделяя, отталкивая их.
— Я что, по-твоему, весь офис перетрахал уже, Таня? За три недели? Так? — рыкнул раздраженно. — А у тебя, тогда, просвети, сколько мужиков за это время уже было, а, Зажигалочка?
Грубо и намеренно, это ощущалось.
И все равно вздрогнула. Задело. И вина затопила горло. Сама ведь ему боль причинила. Почувствовала это.
— Так что, Таня? Не слышу ответа на вопрос? — он сильнее потянул ее за волосы.
Навис над самым лицом. Глаза в глаза. Рот почти над ее губами. И аромат сигарет, алкоголя, самого Витали окружает. Выпил. Вот почему в раздрае. Но немного, вроде бы. Прищурился со злостью потому, что она все еще не отвечает на этот дурацкий вопрос? Или тоже ревновал, как она себя изводила?
— Да не было никого! — огрызнулась, когда он еще чуть больше потянул за волосы, почти делая больно. Скривилась. — Никаких мужиков.
Он едва-едва ослабил захват на затылке. Но ее к себе прижимал с той же силой.
— Ах, да! — саркастично рассмеялся. Коротко. Грубо. — Ты же у нас святая. Забыл. Ты с другими мужиками не успела спутаться. Это я — демон во плоти. Вселенское зло. Убийца и вор. А значит, и оргии ежедневно устраиваю. Трахаю все, что мимо меня ходит. Так, что ли?
На последних словах голос усилил, снова кулак с волосами сжал. Задело его сильно. И ей еще хуже от этого стало. Не хотела обидеть. Просто сама, от своей боли глупость ляпнула. Зажмурилась.
— Прости, — прошептала ему почти в рот.
— Да, подавись ты извинениями своими, Таня! Не нужны они мне! — рявкнул Виталий, с силой встряхнув ее.
Она ойкнула. Тихо застонала. Закусила губу. Больно стало, голова дернулась и волосы натянулись так, что не утерпеть. Слезы выступили, так резануло по затылку.
Виталий не сразу понял, секунду хмурился, будто пытался разобраться. А потом чертыхнулся. Разжал кулак, отпуская пряди. Сжал ее затылок просто, растер даже, словно старался убрать эту боль. Прижался своим лбом к ее лбу. Снова губы в миллиметре. Уже и не больно. Иначе. Другое грудь полосует раскаленным жаром. И слезы сильнее выступают. От нужды в нем.
— Полный офис девок, Таня, — зашептал хрипло.
Чуть повернулся. Ее как током пробило, когда горячие, сухие губы по щеке прошлись, уже касаясь.
— И любая готова по первому намеку ноги раздвинуть. Да и без намека, все ж выслужиться хотят.
Боже, что ж так больно-то?! Вдохнуть не в состоянии. Но ведь сама вопрос подняла. Первая начала. Вот и мучайся теперь. Терпи его откровения.
Не дышит почти. И не понимает, что свои пальцы в его плечи вдавливает. Так сильно! Даже через ткань, наверное, царапает и следы оставляет. А Виталий не отодвигается. Держит впритык. И своим ртом по ее коже скользит, продолжая разговаривать. С закрытыми глазами, как на ощупь, только губами пробует, исследует, изучает ее лицо. Словно забыл за эти дни.
— Только, проблема у меня, Таня. Или у тебя, по ходу, — хмыкнул, прижавшись с силой к ее скуле. Поцеловал веко, заставив глаза закрыть. — Не стоит у меня на них. Не нужны мне эти девки. Свою хочу. Вредную и принципиальную. Которая говорит, что любит. И кричит, потому что не может молчать, когда я внутри. Мне твой запах нужен, который на подушке до сих пор, и я не даю поменять постель, запрещаю. И ночами др**у, утыкаясь носом в эту гребанную подушку! Что мне, девок этих, в твой халат закутывать и так трахать? С закрытыми глазами, чтобы думать, что это ты? Чтоб они — тобой пахли?! Так делать, Таня? Да?!
Под конец он снова ее встряхнул, хрипло шепча Тане в самое ухо. Задевая губами мочку, царапая небритым подбородком шею.