Дурман - Страница 92

— Не слышу положительного ответа, Танюш? — вроде и смеется, но она чувствует, что как пружина сжался, сконцентрировался весь.

Обхватил ее подбородок пальцами, заставил глянуть на него. И она выдохнула, как с обрыва в воду:

— Виталь, мы же так и не решили ничего, — честно и не юля, напомнила Таня. — О ребенке говорим, о семье, живем вместе, а о главном все это время — не решаемся говорить.

Он нахмурился. Сжал зубы, она видела, как прорезали щеки вертикальные складки, всегда появляющиеся, когда Казак заводился.

— Таня! — с напором, давяще. — Не парься…

Но она в этот раз не могла отступить, хоть и страшно стало. Сейчас до суеверного ужаса боялась любого расстояния.

— Нет, Виталь, послушай! — не дала ему прервать себя. — Ты про мою работу все время говоришь, грозишься, что запретишь. А мне, что о твоей… деятельности сказать?

Сама обняла его лицо холодными пальцами. Кольцо непривычно давило на кожу. Но Таня не на украшение смотрела, в глаза Витале.

— Я что? Переутомиться на работе могу, да. Переработать, разозлиться. А — ты, Виталь? Даже если не вспоминать о моральной стороне этого всего… Насколько все то, о чем мы не говорим никогда… серьезно? — хотела сказать «опасно», и все равно побоялась. Видела, что он и так уже на взводе. — То, куда ты ездишь, когда мне ничего не объясняешь, все твои «дела»? Мы ведь о будущем говорим, о семье настоящей, о ребенке…

— Таня! — вновь начал, собираясь одернуть ее, наверное.

Но она просто накрыла его губы ладонью.

— Да, Виталь, я знаю, что жизнь — штука сложная и непредсказуемая, и в библиотеке может стеллажом с книгами до смерти придавить, — попыталась как-то смягчить ситуацию, скрыть, что у нее навернулись слезы. И внутри все трясется от страха.

Он иронично хмыкнул. Растер ее плечи руками, обхватил ладонью шею. Все равно уловил и понял этот внутренний мандраж. А ее уже и по-настоящему трясти начало от накатывающих сомнений, от страха, который все это время давила в себе. Да и потому, что сама Таня, мораль никак отодвинуть не могла. Пусть ему сейчас и на другое давила. Но себя же не обманешь.

— Только ведь, твоя деятельность, Виталь, это же все — риск в сто раз увеличивает! И опасно так. И в плане закона… настолько непросто все. Не знаю! — Таня снова уткнулась ему в плечо. — Люблю тебя. Безумно. Невероятно. Только, неужели ты не понимаешь, что в такой ситуации, невозможно о будущем говорить или планировать как-то? Никакой ведь уверенности нет, ни в чем!

Виталий, до этого слушающий, пусть и с напряженным, недовольным лицом, крепко сжимая ее своими объятиями-тисками, сейчас прямо таки возмущенно выдохнул, встряхнул ее.

— Во мне тебе никогда не надо сомневаться! Всегда уверена быть можешь, ясно?! — требовательно рявкнул он.

Таня даже вздрогнула от тона.

— Я не о том, Виталя. И не в тебе сомневаюсь, — тихо, почти шепотом.

А он выругался, уловив эту дрожь, из-за ее тона, возможно.

— Танюша, свет мой ясный! Ну, что ты выдумываешь, вечно! Нормально все будет! Сколько лет прожил, и сейчас, тем более, со всем справлюсь, — иначе, спокойней попытался убедить.

У Тани это вызвало какую-то потерянную и грустную улыбку.

— Нормально? — переспросила она с горькой иронией.

И отстранилась. Встала с его рук. Не отошла. Просто потребность в движении появилась, в каком-то выходе для этой дрожи и страха, который мучал ее каждый день; для сомнений своих, для угрызений совести.

Он хмуро посмотрел на нее, скривился и прикурил сигарету. Затянулся. Явно не так планировал этот вечер. Только невозможно же все время реальность прятать.

— Ты же умный, Виталь, не можешь не понимать, что ничего нормального нет. И это все… оно аукнется. Не бывает иначе. Всегда отдача есть…

Обхватывает себя руками. Без его объятий чувствует холод посреди августовской жары.

— А если ребенок у нас будет, и семья настоящая… — Таня обернулась и посмотрела на Виталия сверху вниз, со всеми своими страхами и сложностями, со всеми сомнениями, ничего не скрывая. Наоборот, почти умоляя о понимании и поддержке.

И он это понял, наверное. Выдохнул дым. Стряхнул пепел. А затем, и вовсе отложил сигарету в пепельницу, поднялся. Подошел впритык и снова обнял ее. Таня обхватила его пояс руками.

— Хорошо. Я тебя услышал. — Виталий уткнулся ей в макушку лицом. Помолчал минуты две. Резко выдохнул, растрепав ее пряди. — Я решу это, Таня. Так тебя это устроит? — он заставил ее запрокинуть голову.

— Решишь? Как? — немного неуверенно переспросила она, не совсем понимая, что это слово подразумевает.

— Это мои проблемы, — отрезал Виталий, тяжело глядя в ее глаза.

— Обещаешь?

И напряжение, ожидание в воздухе, которое давит на обоих невыносимо. Но и отступить назад сейчас нельзя. Не в этот раз.

Сама не знает, что услышать хочет: развернутый план или просто «да»? Ведь не обманет. Как бы там ни было, но чтоб откровенно лгать, Виталий не обманывал ее никогда… А так хотелось закрыть этот вопрос раз и навсегда! Оставить все в прошлом.

— Обещаю! — поднял ее руку и поцеловал ладонь. Сжал пальцы, на одном из которых его кольцо блестело камнями. — Теперь, выйдешь за меня? — прижался губами к этим пальцам.

Она засмотрелась на него: в любимые глаза, в такие родные черты лица.

— Да! — кивнула, обняла своими ладонями его лицо. Поцеловала, привстав на носочки. — Выйду!

Он расплылся в широкой улыбке, подхватил ее руками за пояс и закружил, заставив Таню расхохотаться. И счастье такое накатило, облегчение, которое словами не передать, не высказать. Только касаниями, взглядами, поцелуями выразить можно. И этим сладко-пряным запахом лилий в воздухе, пузырьками шампанского, греющегося в их бокалах. Крепкими объятиями. Руками Витали на ней, ее пальцев на его затылке, волосах.