И почему все настолько сложно? Ей все еще не хочется в этом вязнуть, не хочется признавать мир, где есть хоть какое-то оправдание криминалу. Но если это мир ее любимого человека, то что остается делать?
— Значит, я не могу вернуться домой, к тебе, только потому, что это опасно сейчас? И про меня могут узнать? — Таня попыталась разобраться.
Очень хотелось верить, что дело именно в этом, а не в том, что она слишком долго давила на его больное место.
Вместо ответа, Виталий прижался губами к ее волосам, коснулся щек… А его руки ни на миллиметр не ослабили хватку.
— Даже думать об этом не хочу, Танюша, — все-таки ответил. Тихо и сипло. Словно действительно боялся. — А все равно — только об этом и думаю постоянно.
— Но, ты же все время у меня, и так, — нахмурилась она. — И сейчас приехал. И мы же расписаны. Да, тихо и без свидетелей, почти. Но все равно. И здесь тебя все видели… Кто про нас не знает?
Виталий резко выдохнул.
— Даст Бог, никто, кому это знать не надо, — достаточно резко отозвался он, чуть сместившись на сиденье.
Таня мало что поняла из его позиции по ситуации, зато, вдруг вспомнила, что она, вообще-то, на работе. И у нее дежурство. И собака та самая, после операции, у которой уже пора бы проверить состояние. На практикантов тут она полагаться не собиралась. И это заставило Таню всполошиться, дернуться.
— Куда? — тут же рыкнул Виталя.
— Да, к собаке твоей! — тоже резко напомнила она, пытаясь вывернуться из его руки и достать салфетки из ящика в подлокотнике переднего сиденья.
Виталя расслабился. Хмыкнул.
— Это не моя. Это Лиза в дворнягу сбитую вцепилась. Истерику закатила на трассе…
— Лиза — это кто? — достав-таки салфетки, глянула на него искоса.
Не потому, что не видела женщину, которая была с ними несколько часов назад. А потому, что хотела узнать о ней больше. Раньше ничего не слышала об этой Лизе.
— Она с Димой, — Виталя чуть посторонился, позволив ей хоть как-то привести себя в порядок. Наклонился, подняв ее одежду, которая давно упала на пол.
— Жена? — уточнила Таня. Резинку свою для волос так и не нашла, попыталась хоть в косу заплести растрепанные пряди.
— Женщина, — поправил ее Казак, тоже начав одеваться.
— Она с ним живет?
Казак хмыкнул.
— Теперь да, по ходу.
Таня, глянула через плечо, пытаясь еще и куртку с переднего сиденья достать.
— Почему я тогда не могу быть с тобой?
Веселья в Казаке стало меньше, а вот какой-то опустошенности и усталости — больше.
— Танечка, ну ты сравнила, — он невесело хмыкнул. Растрепал ее волосы, которые Таня только заплела. — Димка, он не о том сейчас думает. Он целиком на своем сосредоточен, чтобы по долгам всем воздать, свое вернуть. И Лиза… Он оценил, что она его дождалась, не думал Батя и не рассчитывал на такую преданность. Но… Она для него удобна и важна, даже привязался уже, только не боится Батя ее потерять. Не понял еще, что это такое, и чем обернуться может. Хоть я и говорила с ним. Сам про охрану напомнил. Но у Димы своя точка зрения. А я ж подохну, если с тобой хоть что-то случится, Танюша. Я тобой рисковать не могу, нет у меня никого важнее и дороже, — снова сжал ее тисками-объятиями.
Таня опустила голову ему на плечо. И хорошо, и плохо. И больно, и сладко. Вечно у них все двойственно. Никак не доберутся до однозначности.
— Ты меня с ней сравнивал, да? Это она терпеть и смириться смогла?
Виталя ругнулся.
— Танюша, ну забудь об этом! — раздосадовано крякнул Казак. — Протупил я, признаю! Не с того бока подошел, Танюш. Да, меня заело, что Лиза, все зная, Бате претензий не выставляет, и любит, несмотря на все это. Вот и ляпнул с досады. Но мне ж, все равно, кроме тебя не нужен никто, Таня. И тебя я обидеть не хотел, вот, как есть горю, честное слово, — даже встряхнул, заставляя ее поднять на него взгляд.
Таня, вроде, и понимала. Но неприятно было все равно. Только зачем вновь заводиться? Наспорились уже на две жизни вперед. Ведь она это все раньше обдумала. А сейчас в другом пыталась разобраться.
— Виталь, я все равно не понимаю, чем мне одной безопасней, если ты все время приезжаешь? Разве те, кто захотят выяснить что-то о тебе, не сумеют это отследить?
— Блин, Таня! Я не знаю! — чувствовалось, что он психанул.
И сам пытается разобраться, веский довод привести.
Они все-таки выбрались на улицу, и сразу стало зябко, противно. Вновь дрожь появилась, несмотря на куртку, что она натянула. Виталий тут же прикурил. И ей захотелось, растерянность и непонимание усиливали чувство опустошения. Таня глубоко вдохнула, втягивая влажный туманный воздух с привкусом сигаретного дыма. Виталий просек, протянул сигарету ей, Но Таня покачала головой. Она действительно пыталась покончить с курением.
Казак снова затянулся и обнял ее.
— Свет мой ясный, я больше всего хочу, чтобы ты со мной была. У нас дома, утром, вечером, ночью, постоянно… — прижался щекой к ее лицу. — Даже не думай другого, ок? Дай мне три-четыре дня, хорошо? Я решу все, обещаю.
Она вздохнула:
— А ты Диме своему рассказывал, что мы женаты?
Казак глянул как-то исподлобья. И Тане вообще внутри гадко стало.
— Не до того было, Танюш…
— Ты меня стыдишься? — она застегнула куртку, уставилась на свои ноги в расстегнутых ботинках. Лишь бы не ему в глаза не смотреть.
И как же больно стало внутри! Но и не скажешь ничего. С его точки зрения и их приоритетов, глядя на ту же женщину Калиненко, Таня могла предположить, что Казаку непросто признаться другу, что у них в семье существуют проблемы.