Дурман - Страница 36


К оглавлению

36

Сонливость побеждала, затягивая ее.

— Ты, не пропади, с рассветом, главное. А то так тяжко без тебя как-то стало… Всю прошлую ночь маялась… — глотала буквы и слова, кажется.

Слишком сонная. Уплывала.

Только и поняла, что он обнял ее руками сильно-сильно. Боялся, что она с него свалится? Или неудобно ему? Таня дернулась, в уже не очень осмысленной попытке дать свободу Казаку, а то, и правда, разлеглась тут, будто он матрас. Только никто ей не позволил. Еще и ногу Виталя перекинул поперек ее бедра. Может, для надежности. И прижал подбородок к ее макушке.

— Это гарантирую, Таня. Даже захочешь — прогнать не сможешь.

Тихо прошептал он ей в ухо. Правда, может ей и послышалось.


ГЛАВА 10

День получался каким-то сонно-ленивым. Воздух был тягучим и густым, сладким и влажным. Шел двенадцатый час, а они только собрались нормально завтракать. И поднимались уже раз: он кофе пил, Таня свой чай, который Казак для нее теперь каждый раз на заправках закупал и набивал заготовками свой холодильник…

Мелочно, возможно, но, вроде как, еще один повод ей к нему приехать, а не остаться у себя дома.

Перекусили тем, что обнаружили из заготовок его домработницы. А потом просто сидели во дворе, наслаждаясь воскресеньем и хорошей погодой. И выспались, вроде бы, оба, а все равно: ни торопиться никуда, ни заниматься ничем — не хотелось. Ему так точно.

Они и сейчас с тарелками выбрались во двор, устроившись в беседке, которую Таня с первого своего визита в его дом, облюбовала. Она медленно ела, а он курил и смотрел на Таню, одетую в его футболку, потому как запасной одежды у нее здесь все еще не было, и думал об их вчерашнем пикнике и об этой ночи. Обо всех словах, сказанных друг другу. Особенно о том, что она ему сказала, почти засыпая уже. О том, что ему спать не давало еще добрых два часа, заставляя так и держать Зажигалочку в своих руках.

Затушил сигарету и поднялся.

— Ты куда? — Таня удивленно вскинула голову.

— Сейчас, — он коснулся ее волос рукой, направившись в сторону дома. Пропустил пряди сквозь пальцы. — Вернусь через минуту.

Прямо чувствовал, как Таня провожает его удивленным взглядом. Зашел в дом на секунду, осмотрелся, порылся в комоде, разыскивая, взял и вышел опять на улицу. Быстро пересек двор и вернулся в беседку.

— Держи. — Виталий положил перед Таней ключи от дома. — Твой набор.

Таня медленно проглотила то, что жевала, и отодвинула тарелку. Вскинула голову, снизу вверх глядя ему в глаза.

Повисла пауза. И она все затягивалась. Ни один из них не двигался.

Она смотрела. Он ждал.

Страшно? Возможно. Мандраж, скорее. Почти, как под прицелом. Но риск был по жизни ему знаком. Без этого они никогда и ничего бы не получили.

И все же, Виталий никогда такого не делал. Никому не предлагал ничего подобного. Его дом — это не просто его крепость. Этот дом — был воплощением всего того, о чем он когда-то мечтал. Самым страстным желанием и дикой фантазией, когда он прятался в подвале, искал объедки на помойке, или таился от собутыльников матери, в редкие дни, в которые удавалось спрятаться в их крохотной однокомнатной квартире; когда терпел побои и от этих алкашей, и от дворовых пацанов, считавших его легкой добычей, пока не появился Батя. Казак мечтал о своем доме, когда воровал с другими металлолом и отсев на отвалах в промзоне, обжигая руки в темноте, то и дело ожидая облавы ментов, пока Димка служил в армии по воле отца, а потом сдавал это за гроши. И снова ночью возвращался.

Эта мечта заставляла его забывать о страхе, когда они неслись на бешеной скорости по обледеневшей дороге, чтобы успеть как можно быстрее сбыть собранные ими самими тачки и вернуться назад. И снова собирать машины, чтобы опять их гнать на продажу. Он соглашался на любые варианты и был готов на что угодно, лишь бы всем “нос утереть”. Добиться всего, стать выше всех тех, кто его в грязь втаптывал, считая себя лучше и сильнее.

Блин, да о чем говорить, если даже у Димы хата меньше? И Калиненко не один месяц потешался над Виталей после покупки из-за этого размаха, рощи и такого участка. Но так, беззлобно, по-дружески, тоже понимая много.

Для Казака этот дом — был горшком с золотом на конце радуги. И он не то, что ключи никому не предлагал (домработница не в счет), он внутрь разрешал заходить ограниченному списку человек. Потому что ничего не хотел так сильно, как свой дом, собственный, подтверждающий его силу, статус, триумф над всем прошлым. Пока не встретил Таню…

Не знал он, что она с ним сотворила. Понятия не имел. Не слышал о таком даже, по ходу. Но не соврал вчера — заболел ею. Одурел просто. Его колотило постоянно, пока они порознь. Даже Батя засек, что не то с ним что-то, когда встречались на прошлой неделе. Удалось убедить, что напряг по всем фронтам просто выматывает. Не знал еще, как и о чем говорить с другом. Что ему сказать и как объяснить свое состояние, если Казак сам ничего не понимал. Но знал точно, что Таню не отпустит, о чем и сказал ей самой ночью.

Особенно после ее слов о нем, после такой реакции на него самого, на Виталю. После признания, что влюбилась и ревнует…

Вцепится руками и ногами, зубами, к себе привяжет любым способом.

Добился ведь, получил свой дом однажды, такой, как и хотел, как мечтал. И ее не упустит. Чтобы ни пришлось для этого сделать.


Он так и не сказал ни слова. Просто стоял над ней. Таня, тем временем, медленно и как-то с опаской, что ли, протянула руку и пальцами коснулась ключей. Не взяла, просто накрыла их ладонью.

36